Гайдуки (Отец и сын)

Ты, дед, дуди на свирели,
а я буду петь за тобою
юнацкие песни, гайдуцкие,
о воеводах старых -
о страшном гайдуке Чавдаре,
Чавдаре, воине старом,
о сыне Петка Страшника.
Пусть слущают парни и девки
на сходах, на посиделках,
юнаки на горных просторах,
мужчины в кормах прохладных -
каких молодцов вскормила,
рожала, да и рожает
юнацкая мать-болгарка;
каких младенцев рожала,
вскормила, да кормит и ныне
земля - красавица наша!
Ах, дед, надоело до скуки
любовные песни мне слушать,
да петь самому о горе,
о горе, дед, о бедняцком,
и о своих кручинах,
кручинах черных и едких.
Хотя мне и тяжко нынче,
но ты, дед, дуди, не бойся -
ведь храброе у меня сердце
и голос загорский, медный.
Коль здесь никто не услышит,
так песня моя помрачится
по лесу и по оврагам.
Леса мою песню примут,
ее повторят овраги,
тогда и печаль моя минет,
отхлынет она от сердца!
Кто хочет, тот пусть томится
Я с ними томиться не стану:
юнак страданий не терпит.
Ведь я говорил, и скажу я,
счастливый тот, кто умеет
за честь и за волю биться,
с добрым по доброму ладить,
а злому ножом ответить, -
об этом я петь буду песню!

Кто не слышал, кто не знает
о воеводе Чавдаре?
Чорбаджия ли кровопийца,
иль турецкие сердары,
и в горах пастух овечий,
и любой бедняк несчастный -
кто не слышал о Чавдаре
и его дружине храброй?
Он, Чавдар, дружину эту
двадцать лет водил по свету,
и страшна была дружина
всем изменникам и туркам.
А страдальцы укрывались
под крылом у воеводы...
Льется песня о Чавдаре -
напевают эту песню
на Странджа-горе дубравы,
на Ирин-Пирине травы,
через медные свирели
льется песня о Чавдаре
с Белграда и до Царьграда,
от Эгеи к Черноморью,
и к Дунаю песня мчится,
и в Румелиина поле
не ее ль играют жницы?...

Один был Чавдар воевода,
один у отца и мамы,
один у верной дружины.
Малым мальчиком мать оставил,
ушел от отца, несмышленыш...
Без сестер Чавдар, без брата,
никакой родни у Чавдара.
Лишь дядя - злой изъедуга...
Двенадцатилетнего хлопца
отдала его мать в пастушата
к чужим хлебам приучаться,
стоять при чужиш воротах.
Но устоял Чавдар там
полдня всего, до обеда.
А что он оттуда вынес?
Для мама большой подарок -
тяжелое, едкое слово:
"Зачем, мать, меня продала ты
в чужое село батрачить,
пасти овец шелудивых,
чтоб потешались все бы
и мне в глаза говорили:
иметь отца-воеводу,
вожака многолюдной дружины, -
три края он держит в страхе,
над Стара-Планиной владычит, -
и вот сидеть возле дяди,
грабителя-мироеда,
его ублюдков чтоб нянчить
и вечно ругань слушать,
что тоже я стал вроде волка,
а человеком не стать мне,
и буду я гнить в темнице,
и на кол в Кара-баире
посадят меня напоследок!
Он злой человек, мой дядя!
Он злой, - говорю тебе, мама.
Сидеть у него не хочу я,
чтоб нянчить его ублюдка,
стеречь его коз шелудивых -
пусть псы их сожрут, да сороки!
К отцу я хочу, к дружине,
к отцу на Стара-Планину.
Пускай он меня научит,
какому захочет делу!"
Заметалась мать, затормилась,
упал ей на сердце камен.
Мать смотрит в глаза Чавдару,
в большие черные очи.
кудри Чавдару гладит,
рыдает, бедная, палчет.
И сам ту Чавдар испугался.
Тут сам со слезами в глазах он
спросил у нее поспешно:

"Скажи мне, мама, что плачеш?
Неужто отца схватили,
схватили его и убили,
и ты, мать, сироткой осталась,
сироткой голодной, холодной?"

Мать обняла Чавдара
и, в черные очи целуя,
вздохнула, проговорила:

"Чавдар! О тебе я плачу,
ребеночек ты мой милый,
ты, писаных мой красавчик,
единственный ты мой мальчик,
сыночек мой и любимчик!
Худые ведешь ты речи!
Мне горькое будет горе,
коль в горы уйдешь к отцу ты
и сделаешься гайдуком!
Отец приходил прошлой ночью,
он сам про тебя справлялся,
меня осуждал он очень,
бранился, что я послала
тебя не к нему, а к дяде,
скучал, что не с ним ты, ребенок,
красивый мой юначонок!
Далеко тебя отошлет он,
чтоб ты обучался по книгам,
а может быть, прямо в гайдуки
блуждать по горным высотам.
Давал он мне триста наказов,
чтоб я привела в воскресеные
тебя на собрание гайдуков.
Пойдешь ты, Чавдар, мой сыночек,
единственно мое чадо,
отправишься к нему завтра.
Но клятвой тебя заклинаю,
что, если мила тебе мама,
проси у отца, сыночек,
чтоб вел он тебя не в дружину,
а послал далеко, далеко,
чтоб ты обучался по книгам
да письма писал бы маме
с работы, с дальней сторонки!"

Прыгнул тут Чавдар от счастья,
что к отцу пойдет он в горы
и увидит в полном сборе
весь совет гайдуком грозных...
Ну, а мать, в тоске, в кручине,
сына милаго ласкала
и рыдала... и рыдала!